фoтo: Нaтaлия Губeрнaтoрoвa
Oкaзывaeтся, чтoбы тeбя ждaли, нaдeялись, xoтeли видeть, нe нужнo играть сотни ролей, сниматься, сниматься, сниматься… У Георгия Тараторкина именно что и было — это чувство меры, такта. Истинного, непридуманного интеллигентства. Он всегда старался занять как можно меньше пространства, будто всегда стеснялся самого себя. Его было так мало, теперь кажется… И так много!
Это какое-то ощущение врожденного благородства. Вот он сидит с прямой спиной, говорит спокойно, никуда не торопясь. Никогда не повышает голос. Может, оттого и слушаешь его затаив дыхание, ловишь каждое слово.
От такого человека никогда не будешь ждать интриги, удара в спину. Ольга Остроумова сказала про него: он был рыцарем театра. Ну что тут еще надо говорить.
Это был изумительный артист. Начинал как Раскольников в «Преступлении и наказании». Вы помните эти его глаза — болезненные, лихорадочные, сумасшедшие? Вы помните эту страсть неугасимую, раскаяние? Артист — герой. Если на сцене «Гамлет», значит, Гамлет он, если «Борис Годунов» — царь он, «Сирано де Бержерак» — ну конечно, а кто же еще! Совершенно неконфликтный в жизни, на сцене Тараторкин обладал испепеляющей энергией. А при этом Каренин — кто, если не он. Иван Карамазов…
Большой актер, великодушный человек. Светлая память.
Виктор Сухоруков: «Да есть незаменимые, Тараторкина не будет»
— Сейчас спектакль «Римская комедия» имеет успех, уже без него. Это говорит о чем? Что незаменимых нет? Да есть незаменимые — Тараторкина не будет. Все мы заменимые, только фамилия меняется, меняется характер, отношение к работе — всё другое. Только не будет Тараторкина.
Как ни странно, на сцене, играя свои роли, мы друг на друга смотрели не актерскими глазами, а именно человеческими. У нас не было соперничества, соревновательности, потому что мы были антиподами.
Когда он приболел и перестал играть этот спектакль, я позвонил ему домой. Он долго не отвечал, потом в конце концов супруга ему сказала, что Сухоруков названивает, надоедает. Он сам мне позвонил, и мы поговорили. Я на него ругался. Я говорил: «Не выдумывайте, хватит валяться…» Я не знал, что он сильно болен. Я не знал, что это будет такая тяжелая дорога, и тем не менее разговаривал с ним таким тоном, желая вернуть его в наши ряды. Потому что мне казалось, что все равно сцена лечит…
Я не помню, чтобы он хоть раз поворчал на меня, а уж чтобы сделал замечание — просто такого и не было. Я ведь человек подвижный и провоцировал его часто на какую-то дискуссию. Но она так и не состоялась. Только думаю, что здесь мы оказались оба в выигрыше. И я счастлив, что все-таки успел поработать с ним на сцене.
Ольга Остроумова: «С ним просто сладко было играть»
— Сколько я в театре Моссовета, столько мы с Юрой и партнеры. Он совершенно замечательный партнер. Мы немножко привыкали друг к другу, потому что он человек очень точный, даже для некоторых суховатый, но это не для друзей. А для друзей он абсолютно открывался и очень был обаятельным, с юмором. Потом, когда мы уже притерлись друг к другу, то нам было просто сладко играть, мы хотели друг с другом играть. Мы и баловались, и импровизировали на сцене во время спектакля, что не со всеми актерами можно. И Юра подхватывал эту импровизацию. И выручали друг друга, и подхватывали. Знаете, он был рыцарем сцены, рыцарем театра, абсолютно. Он так трепетно относился к каждому спектаклю, к каждой роли, выпавшей ему.
Юра был рыцарь и поэт театрального дела. Хотя в кино, конечно, он замечательно сыграл Раскольникова в «Преступлении и наказании», это его визитная карточка. Знаете, сколько ни смотрю этот фильм, не могу оторваться. Кажется, что с каждым годом эта работа становится все пронзительнее, вдохновеннее, высоты необычайной.
